Как мы можем помочь различным людям в этой кризисной ситуации войны?

Голос логотерапевта из Москвы

 

Как можно помочь разным нам, в большинстве своем невольно вовлеченным в эту катастрофу, исходя из того, что можем. Ибо это не просто одна лодка, это ковчег.

 

Про разные группы людей:

 

1. МИРНЫЕ ЛЮДИ ПОД ОБСТРЕЛАМИ.

 

2.-ТЕ, КТО ОТРАЖАЕТ НАПАДЕНИЕ.

 

3. ВОЕННЫЕ, КОТОРЫЕ НАПАДАЮТ.

 

4. JЮДИ, КОТОРЫЕ ЯВЛЯЮТСЯ ГРАЖДАНАМИ СТРАНЫ, КОТОРАЯ

НАПАЛА, И НЕ ПОДДЕРЖИВАЮТ ЭТИ ДЕЙСТВИЯ

 

5. ЮДИ, КОТОРЫЕ ЯВЛЯЮТСЯ ГРАЖДАНАМИ СТРАНЫ, КОТОРАЯ НАПАЛА,

И ПОДДЕРЖИВАЮТ ЭТИ ДЕЙСТВИЯ

 

6. РУКОВОДСТВО ВОЕННОЕ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ В СТРАНЕ, ОТРАЖАЮЩЕЙ
НАПАДЕНИЕ.

 

7. РУКОВОДСТВО ВОЕННОЕ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ, СТРАНЫ НАПАДАЮЩЕЙ

 

8. ЛЮДИ ИЗ ДРУГИХ СТРАН, НЕ ПРИЧАСТНЫХ К ВОЙНЕ

 

9. РУКОВОДСТВО ДРУГИХ СТРАН, КОТОРЫЕ МОГУТ ЗАНЯТЬ СТОРОНУ
ЛЮБОЙ ИЗ ПРОТИВОСТОЯЩИХ СТРАН.

 

10. JЮДИ ИЗ СОЦИАЛЬНО УЯЗВИМЫХ ГРУПП: ДЕТИ, БОЛЬНЫЕ, СТАРИКИ

 

11. РАНЕНЫЕ С ОБЕИХ СТОРОН/

 

12. JЮДИ, ПОТЕРЯВШИЕ СВОИХ БЛИЗКИХ В ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЯХ

 

++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++

 

1. МИРНЫЕ ЛЮДИ ПОД ОБСТРЕЛАМИ.

Разрывающиеся снаряды кажутся шоком, нелепостью, тотальной несправедливостью, обширным инфарктом гнева. Страх, обида, злость, бессилие – ведущие эмоции. Мгновенно рождается желание ответить агрессору тем же, чтобы, почувствовав боль, он прекратил насилие. Таково первое желание. Оно совершенно понятно, потому что возникает как кажущийся естественный ответ, подходящий, адекватный. Око за око. Так думается, так чувствуется. Цель – избавиться от того, что не выбирал, стряхнуть с себя страх, боль, отвращение. Первый шок пройдет, и две важные мысли нужно призывать: я не должен (не должна) выбирать зло: ответная агрессия равняет меня с агрессором, а я – не агрессор. И вторая: мои дети (внуки), я сам – прямо сейчас не обязаны, не имеем права соглашаться на то, чтобы лишать себя человеческого облика. Ради близкого, для него я сохраню человечность. Чего бы это ни стоило. Агрессор хочет в первую очередь уподобить меня с ним, – я не он. Война закончится, что я буду вспоминать о ней, о себе, о тех, кто рядом. С чем я выйду? Не то, что готовит мне агрессор, но что я готовлю себе.

 

2. ТЕ, КТО ОТРАЖАЕТ НАПАДЕНИЕ.

Это первая линия обороны. Чаще всего это молодые парни, максималисты, смельчаки. Но и трепетные люди, которые совсем не хотят стрелять. Но они вынуждены. Это страшно – убить другого. Даже, если защищаешь свое. Да, нам все дано во временное пользование: земля, дом, богатства, пища, одежда, но мы защищаем это, как если бы это было нами. Как защитить то, символом чего является дом, земля? Речь о любви, близости, теплоте, что произрастает на этой земле, в этих домах. Может ли она произрастать где угодно? Да. Я могу оставить дом, но любовь останется со мной. И это никто и никогда не отнимет. Если я сам решу отдать или оставить. Каждый воин должен знать, что он защищает не скарб, а то, чему этот скарб служит, символом чего является. А это отнять невозможно.

 

3. ВОЕННЫЕ, КОТОРЫЕ НАПАДАЮТ.

Был приказ, они служат. Но кому, чему? Отложим государственность, принадлежность, национальность воющих сторон, что остается? Просто человек. Он отличается возрастом, цветом глаз, образованием, талантами, но в чем он схож с тобой, кого считают врагом? Где, в чем вы пересекаетесь? На что вы смотрите одинаково? И этого так много. У тебя, и у него есть мать, сестра или брат, вы смеетесь над одним и тем же, правда, у тебя чувство юмора чуть острее, а он схватывает быстрее, но смеетесь над похожим. И курицу мама или жена готовит почти по одному рецепту. А хлеб вы любите черный, не бородинский или с какими еще добавками, а может и с добавками. Жены у вас чем-то похожи: такие фигуристые. И дочки плачут над Хатико. Воин, который нападает, ты же не об этом мечтал, когда в садик ходил, а тетя спрашивала – кем ты хочешь быть? Ты же не отвечал: я буду стрелять в украинцев. Ты говорил, что будешь программистом, или водителем, или блогером. Вообще думал хорошо заработать и путешествовать, маму вылечить, отцу купить классные часы. Война закончится, но тебе долго будет приходить она на ум. И ты будешь всегда стараться не говорить об этом, не вспоминать. Потому что этим нельзя гордиться, что бы тебе не говорили. Ты знаешь, чувствуешь, тебя не проведешь: это все зазря, плохая история. Тебе с детства говорили, что война – зло. И никакие оправдания не приемлемы. Что ты можешь? Откажись убивать. Это не нарушение присяги, присягу пишут люди, а есть то, что выше или главнее – это совесть. Да, не морщись – это лучшее, что у нас есть, она поможет даже тогда, когда ничто не поможет. Она вытянет. И перевесит страх, и подаст пример другим. Ты станешь тем, с кого начнется отсчет порядочности. это можно передать по наследству.

 

4. JЮДИ, КОТОРЫЕ ЯВЛЯЮТСЯ ГРАЖДАНАМИ СТРАНЫ, КОТОРАЯ НАПАЛА, И НЕ ПОДДЕРЖИВАЮТ ЭТИ ДЕЙСТВИЯ

Так много страданий чувствуют те, кто ощущает себя заложниками: они принадлежат к стране агрессора, но не разделяют этих действий. И получают проклятия от тех, на кого сыплются снаряды. И чувствуют, что заслуживают эти проклятия, потому что не предотвратили их, одновременно считая, что мало что могли для этого сделать. Между молотом и наковальней: принадлежать к стране агрессору, не разделяя этого, получать агрессию, не заслуживая этого. Считая, что мало прав у себя сказать о том, что зло порождает зло, что око за око только увековечивает бесправие, считая себя не вправе об этом говорить. Но это не так. Принимая на себя ответственность противостоять злу и агрессии в своих мыслях, и в своих действиях, я решаю, что не буду вовлекаться в войну слов. Буду понимать, что обвиняющий меня человек в состоянии эмоционального накала от своей боли, нападает НЕ НА МЕНЯ, а отгоняет зло своим криком, и это поможет мне не впадать в ответную кричащую позицию. Зло злом множится. Мысленно прижать к себе атакующего, злые слова не для меня, и если бы со мной прямо сейчас случилась беда, он, постояв немного, принялся бы помогать мне. Даже сказав: так тебе и надо, он принялся бы помогать. Это факт. Это надо знать, в это надо верить. Это поможет и тому, кто в праведном гневе.

 

5. JЮДИ, КОТОРЫЕ ЯВЛЯЮТСЯ ГРАЖДАНАМИ СТРАНЫ, КОТОРАЯ НАПАЛА, И ПОДДЕРЖИВАЮТ ЭТИ ДЕЙСТВИЯ

Эти люди наши родные, коллеги, друзья. Да, они могут считать, что нападение – это вынужденная мера, что таким образом защищают тех, кто страдал ранее, кому досталось. И поэтому все происходящее освобождение. Люди думают, что такая хирургия принесет облегчение. Они за добро в своих мыслях, но они допускают освобождение ТОЛЬКО через кровавую хирургию. Возможно, крепко зафиксировалась родовая память в виде того, как было во вторую мировую войну, там была армия освободительница, и получилась калька. Но не всегда можно и нужно действовать только одним средством, одним приемом решать задачу. Приняв войну как возможную опцию, не остановиться на этом. Как если бы мы разговаривали с человеком, который говорил о том, что единственный способ справиться с тяжелой для него ситуацией – это выброситься в окно, или наесться перьев, или выйти голым зимой на улицу. У нас на самом деле много свободы поступить самым разнообразным образом. Так ответственно, так интересно выбрать самый подходящий, попасть в яблочко. И это явно, очевидно, что не война, потому что не все увидят плоды такого выбора, а если мы об освобождении, то не выборочно. И даже если вдруг мы думаем: лес рубят – щепки летят, то как нам то, что принимаем эту позицию как должную? Как мы относимся к тому, что посчитали это имеющим право на жизнь – что должны некоторые погибнуть. А кто эти некоторые? Почему мы им предлагаем этот вариант? Что мы чувствуем при этом на глубине своего сердца? Нам ведь немного (или много) неловко за это, мы пытаемся объясниться, и это наш разговор с совестью. Это лучший разговор, и факт наших оправданий, объяснений говорит о том, что мы должны услышать тот текст, что говорит совесть. Прежде чем объясняться – услышать, что она говорит. Не сначала объясняться, дать ей возможность договорить, и она подскажет самое лучшее решение, и оно обязательно будет, и это будет НЕ ВОЙНА, но это будет решение самое удачное со всех сторон. И мы будем гордиться им, мы будем рады, оно нас окрылит.

 

6. РУКОВОДСТВО ВОЕННОЕ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ В СТРАНЕ, ОТРАЖАЮЩЕЙ НАПАДЕНИЕ.

От их действий зависит то, что будет с миллионами других людей. Чем они будут руководствоваться, где, в чем будет фокус их внимания: на самом текущем и насущном, или еще и на том, что должно быть в перспективе. Это самое непростое – взглянуть и на сегодня, и на потом. Метафорически говоря, у нас два глаза не только для бинокулярного зрения, но и для того, чтобы мы могли «хоть одним глазком» взглянуть на то будущее, которое через мой выбор в настоящем, станет прошлым. Будущее выбирается для последующего пребывания в прошлом, как в истине, которую уже изменить невозможно. А вот будущее – можно. Руководству страны защищающейся, вдвойне трудно, потому что грань между защитой и нападением тонка и проницаема. Видеть себя не жертвой в текущем, и не властным правообладателем в будущем. И при этом сделать все, чтобы защитить свою страну, но не любой ценой. Это важнейший момент – не любой ценой. Когда понимаешь, что не все средства хороши, то это снижает воинственную эмоциональность. Когда не хочешь встать на место дракона, убив его. Архитрудная задача, особенно, когда твоя страна невольно хочет отмщения, но не потому, что хочет крови, а потому что агрессор убивает не только физически, но и целится в самое сердце человечности. Агрессора интересуют территории и ресурсы как сливки в чашке кофе, а суть такого зелья – лишить человечности, уподобить другого себе нападающему, сообщить тому, на кого напал, что он тоже агрессор в своей сути, не благородный, достойный, гуманный, сердечный, а тварный, уронить его в худшее, свести к примитивным реакциям. Руководство страны, отражающее агрессию, имеет шанс опровергнуть низменные ожидания, не повестись на искушение злом. Отдавая приказы о защите, сделать все, чтобы именно защитить население, это на самом деле спасет людей, и обезоружит агрессора, ведь и у него есть глаза, уши, сердце, и когда летят ответные снаряды, все закрывается и пробиться невозможно, но когда защитник защищает, даже ценой своей жизни, агрессор это видит, и видит самое главное, и это ранит в самое сердце, но бог благословил бы такие раны.

 

7. РУКОВОДСТВО ВОЕННОЕ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ, СТРАНЫ НАПАДАЮЩЕЙ

Им нужно самое большое утешение, потому что здесь из утешения должен быть кратчайший путь к раскаянию. Только из раскаяния, из понимания того, что выбранный путь был против смысла, может быть лучший исход в сторону смысла. Я точно знаю, что человек может увидеть лучший путь, даже если так не хочется идти по нему, и неприятно, и ломает, но путь не ломается от этого, он все равно приглашает. Лучший путь, чем тот который сейчас. Лучший не только для одного шагающего, но и для тех, кто потом по нему пойдет, и для тех, кто сейчас идет, и должен идти без страха быть сброшенным на обочину. Всем может хватить места, а руководство, которое отдает приказы бомбить этот путь, может позаботиться о его сохранности. Как человек, который в гневе, в обиде, может сохранить жизнь тому, на кого вот-вот прольется его гнев. Он может спасти. Руководство, которое отдает приказы о войне, может спасти людей от разрушений. Какая прекрасная миссия! Отдать приказ о сохранении мира. Великий подвиг – наступить на горло своим обидам, чтобы не передать их дальше, сохранить другого от них. У каждого из наших руководителей сейчас есть такой шанс. Человек может преодолеть свою обиду, своих демонов, свою уязвимость, и это подвиг.

 

8. JЮДИ ИЗ ДРУГИХ СТРАН, НЕ ПРИЧАСТНЫХ К ВОЙНЕ

Как трудно, когда у тебя есть друзья, близкие по обе стороны войны. Когда ты знаешь, что твое слово, жест становится многократно значимым для обеих сторон. Только понимание того, что это не две стороны, а ОДНА, одна сторона, на которой стоит человек, может помочь. Когда ты поддерживаешь человека, который не может быть разделен, расщеплен, который близок тебе вне привязки к атрибутам. Трудно сохранить взгляд, прицельно сфокусированный на человеческом в человеке: все время отвлекают то взрывы, то своя эмоциональная нестабильность. Держаться за то, что должно быть невзирая на мои колебания, на попытки раскачать общий ковчег. Это то, что должно взять верх, что должно остаться, даже, если будут разрушены здания. Что останется нерушимым? Франкл писал, даже если отнимут все: одежду, еду, имя, человеческое обращение, – никто не отнимет того, что я могу думать, чувствовать, испытывать любовь, обращаться с молитвой в своих мыслях. Даже если вырвут язык и отнимут глаза, я все равно смогу в мыслях видеть и говорить, и это могут быть слова любви, потому что есть тот/та/то, что остается любимым. Это никто не может разрушить, никогда.

 

9. РУКОВОДСТВО ДРУГИХ СТРАН, КОТОРЫЕ МОГУТ ЗАНЯТЬ СТОРОНУ JIЮБОЙ ИЗ ПРОТИВОСТОЯЩИХ СТРАН.

У вас особая миссия. Но не из двух сторон надо выбирать: есть только одна сторона, это сторона смысла, который объективен, и не принадлежит никому, но каждый может его открыть своим ключом. Апелляция к лучшим человеческим чувствам и мыслям, состраданию может стать главенствующей данностью. Представим, что сломался автобус, в котором ехали все. Кто сломал, сейчас менее важно, чем то, что нужно починить автобус и ехать дальше. Другие страны могут стать мастером, который скажет: гаечный ключ подай, домкрат доставай, давайте доски подложим под колеса все вместе, одному не под силу, давайте подтолкнем автобус вперед на сухую почву. И здесь речь о том, что позволит выйти на твердую почву. Это скорая помощь. Когда сообща будем толкать, и того, кто оказался виновником аварии тоже позовем толкать автобус, тогда потом, сидя все вместе на сухой почве, протянем платок виновнику, скажем: ты здорово умеешь это делать, ты сильный, хорошо, что можешь ТАК. И ему не захочется больше доказывать, что он тварь дрожащая, и не будет убивать старушку топором, отказываясь от сомнительных лавров Раскольникова. И потом уже мы спокойно поговорим об общем супе, который надо варить, чтобы накормить нуждающихся.

 

10. JЮДИ ИЗ СОЦИАЛЬНО УЯЗВИМЫХ ГРУПП: ДЕТИ, БОЛЬНЫЕ, СТАРИКИ

О них говорят вскользь. Но у них так много растерянности: они малы, или стары, или более бессильны, чем те, у кого больше сил в руках, ногах. Их личная уязвимость накладывается на ситуационную. Дети рано становятся взрослыми, причем вынужденно взрослыми. Детство перестает быть ценностью, а ведь именно про него мы вспоминаем, когда становимся взрослыми, старыми, детство – наш приют, когда «не здоровится» во взрослости. Какое же детство будут вспоминать нынешние дети из воющих стран? От нас зависит привнести в него дополнительные краски, преодолевая свою беспомощность и растерянность, думая о детях. Это исцелит и нас, и их. Старики могут не столько почувствовать себя в группе риска, но и стать Атлантами, на которых может удерживаться осмысленность мира, давая своим спокойствием и заботой, ощущение надежности, незыблемости. Старики могут отбросить старческую немощь и мелочность, потому что перед ними встали большие задачи: защитить внутренний покой в семьях. Рушится бизнес, работа, образование, экономика, культура, но есть семейный оплот – старики могут его взять на себя. Своим настроением и настроем, своей заботой, рассказами о надежном прошлом, в том числе и о прошлом своих детей (кто еще может рассказать нам о нашем детстве, как ни наши родители!), о том, какими они были до нашего рождения, – все это лишним не будет, даже, если все это не раз говорено. Это как старая знакомая сказка, и потому успокаивающая и стабилизирующая. То же могут делать и родители своим детям, дети по обе стороны достойны хороших слов. И супер важно не разжигать войну в школах по национальному признаку – им позже с этим жить. Скорее помогать делать то, что может обойти эти противоречия: дети отзывчивы и отходчивы. Если это в том месте, где нет боевых действий, то пригласить школьный класс домой, накормить вкусным, да, пусть это будет затратно, но оно того стоит. Прийти в класс с беседой, рассказом о миролюбии, но не абстрактно, а на реальных живых примерах. Рассказать и о историях с юмором – ничто так не противостоит агрессии, как юмор. Пробиваться и пробиваться к тому, что хоть на каплю поможет миру. Решето все равно остается мокрым.

 

11. РАНЕНЫЕ С ОБЕИХ СТОРОН/

Не переставать бинтовать раны у всех, кто их получил, невзирая на принадлежность. Человек в беде нуждается в помощи. И оказывая ее, даже если это «враг», мы уносим с поля боя не только раненых, но и тех, кто может еще туда попасть. Как можно больше историй о сострадании к раненым, пленным, когда милосердие становится самым лучшим противотанковым рвом, за который не пройдет танк.

 

12. JЮДИ, ПОТЕРЯВШИЕ СВОИХ БЛИЗКИХ В ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЯХ

Война закончится, а горе нет. Погибают молодые, сильные, те, кто мог бы построить дома, собрать урожай, родить детей, полететь в космос. Погибают на взлете своих жизней. Когда могли бы еще жить в здравии и силе. С этим трудно смириться тем, кто их семья. И горе ожесточает, оно требует наказания. Кара не вернет убитого, и не уймет боль, даже сделает ее еще сильнее, но человек в захвате эмоций и горестных чувств, не разбирает дороги, и в слезах сбивается с пути. Обязательно нужна помощь и поддержка таким людям. И во имя их самих, и во имя их ушедших близких. Они, ушедшие, достойны самых лучших мыслей и чувств о них. Не может в память о них оставаться только злоба, месть, ненависть и слезы. Такой памятник недостоин их. В их жизни был свет, любовь, радость, были достижения, победы, смех, радость – все это им имя. Скорбящим людям нужна светлая память о близких.

 

И нам всем нужны мысли о светлом будущем. Наступает весна, все живое расцветает, и в нас тоже живое может пробиваться на свет. В каждом, в каждом.